Колючая звезда [= Сестры Бьюмонт ] - Лиз Филдинг

Тогда, в тот чертов день, он еще подумал, что она, видно, сумасшедшая, решаясь прыгать с парашютом, несмотря на только что пережитую аварию, которая вполне могла иметь фатальный исход. А теперь он даже не понимал, почему это не показалось ему подозрительным, неким сигналом, который предостерег бы всякого нормального человека. Но разве он был нормален с той самой минуты, когда она подняла на него свои огромные серебристые глаза? Да он после этого просто плохо соображал и забыл думать об опасностях общения с подобными особами, от одного вида которых внутри все начинает петь. Так что мозг его зазевался, чем и воспользовалось его давно выжидавшее удобной минуты либидо.

Мак детально ознакомился с отчетом ремонтников, и он не показался ему убедительным. Хорошо, после сцены в ресторане он и не мог ожидать чего-то другого.

Точно известно, что тормозная жидкость начала вытекать еще до аварии. Это объяснялось плохим монтажом. Наиболее вероятно, что детали ослабли от вибрации, когда она ехала через ребристые ограничители скорости при въезде на аэродром. По мнению инспектора, машина мисс Бьюмонт должна быть восстановлена не за ее счет и не за счет страховой компании, как и иск на возмещение убытков, который может быть предъявлен гаражу за вред, нанесенный собственности мистера Макинтайра. Мисс Бьюмонт, несомненно, получит юридический совет о возбуждении дела по возмещению убытков из-за аварии и порчи имущества, случившихся по вине завода-изготовителя.

Мак задумался. Автомобиль, которым управляла Клаудия, штучка отнюдь не массового производства, ее собирали мастера своего дела. Причем завод-изготовитель годами хранит на каждую такую машину список ее сборщиков. Плохой монтаж при таких обстоятельствах казался чем-то крайне невероятным. Производители определенно это и заявят, а после того как их инженеры сами осмотрят машину и все, что касается тормозов, они – он это представлял себе очень живо – наверняка посоветуют мисс Клаудии Бьюмонт вместе со всеми ее счетами за причиненный ущерб идти куда подальше.

Но он сильно сомневался, что изготовители вообще когда-нибудь увидят ее машину. Потому что вряд ли счета за причиненный ущерб будут им когда-либо предъявлены. Он надеялся, что бюджет рекламного отдела телевизионной компании достаточно здоров, чтобы справиться с подобного рода производственными издержками. Так, во всяком случае, он мог позволить себе думать с тех пор, как прозрел. Он даже мог себе примерно представить, каким образом этот трюк был подготовлен. Наиболее вероятно, что некий умелец-механик поджидал звезду на дороге, за милю-другую от аэродрома, чтобы малость ухудшить монтаж. Мак своими глазами видел свежие следы инструмента, происхождение которых неверно истолковал, что и заставило его забить тревогу и броситься охранять бесценную жизнь звезды, которой ничто не угрожало.

Он разорвал отчет надвое и бросил его в корзину. Надо сообщить своей страховой компании, что он не желает разбираться в том, кто и за что должен платить. С него довольно. Он не хочет больше заниматься этой историей.

Мак неожиданно пришел в ярость, что не было свойственно его натуре; он даже не усомнился в искренности Люка Девлина, принял за чистую монету его тревогу и убедительную просьбу обеспечить охрану Клаудии. Идиот, заглотил наживку как голодный карась, потому что сам хотел этого. Хотел обеспечить ее безопасность, защитить ее, позаботиться о ней. Да, хотел всего этого и еще кое-чего, что гораздо более серьезно. Ему вдруг вспомнилось, как он стоял над могилой Дженни и обещал себе, что никогда не будет иметь дела ни с одной из тех женщин, которые слишком азартны, настолько азартны, что способны забыть обо всем на свете, даже о собственном нерожденном ребенке.

Мак конвульсивно вздрогнул и на минуту закрыл глаза, такую боль доставила ему эта мысль. Он не сомневался, что Клаудия за рулем наверняка одержима демоном азарта. Должно быть, существует особый род людей, у которых напрочь отсутствует здоровое чувство самосохранения. Зато, как правило, они непомерно тщеславны. И он понял, что должен сделать, необходимо раз и навсегда прервать отношения с этой женщиной.

Но как? Он все еще помнил ее в своих объятиях, все еще слышал свое имя на ее устах.

Злясь на себя, он хлопнул ладонями по столу и встал, ногой отшвырнув затрещавший стул. Оставалось несколько дел, требовавших завершения. Он отправится в Лондон, заберет свои вещи и приборы из квартиры Клаудии, потом подождет, когда она покинет театр, чтобы и там снять подслушивающие устройства и магнитофон. Если все пройдет хорошо, никто так и не узнает, что он их там устанавливал.

– Клаудия? Ты хорошо себя чувствуешь?

Голос Мелани отвлек Клаудию от бессвязных мыслей и нелепых соображений. Хорошо ли она себя чувствует? Нет, она не чувствует себя хорошо. Она чувствует себя плохо. Впрочем, она не чувствует даже того, что ей плохо, а это уж совсем скверно. Сегодня вечером это ее состояние было заметно; она двигалась по сцене, как сомнамбула, как заводная кукла. Остальные актеры делали все, что в их силах, чтобы прикрыть свою приму, но ничто не могло замаскировать ее тусклой игры.

– Прости, Мелани. Я сегодня была ужасна. – Мелани собралась возражать, но Клаудия призвала сводную сестру к объективности. – Не надо, детка. Я знаю, когда я плохо играю, а сегодня я была плоха как никогда.

– Ты на себя наговариваешь. Нельзя быть такой строгой к себе.

– Неужели?

Она увидела, что Мелани колеблется между необходимостью успокоить ее и сказать правду. Правда одержала верх.

– У каждого может быть скверный вечер.

– Скверный вечер в театре, Мел, совсем не то же самое, что плохой день в офисе. Турист может прийти на другой день, чтобы ему исправили ошибку в оформлении документа, но зритель, который заплатил за кресло в театре сегодня, получает испорченный вечер, который завтра ему никто не исправит. Да он и не пойдет в театр, чтобы проверить, лучше ли я буду играть, когда у меня улучшится настроение.

Мелани присела на стул возле гримировочного столика.

– Ну, что ж теперь поделаешь.

– Я уже кое-что сделала. Позвонила в антракте Джоанне Грей. Она знает роль, мы с ней одного размера, так что костюмы ей подойдут, и с завтрашнего дня она начнет играть за меня до конца недели. Репетиция завтра, около двух часов. – Взглянув на Мелани, она улыбнулась. – Тебе она понравится, Мел, она прекрасная актриса.

– Я ее заранее ненавижу. И полагаю, что ей никогда не сыграть эту роль так хорошо, как тебе. Но, думаю, ты поступаешь правильно; последние дни ты на грани нервного срыва. – Она растерянно, будто извиняясь, приподняла плечи. – Знаешь, это было заметно еще до того, как изрезали платье. Вчера папа вернулся домой, ты не знала? Может, тебе поехать и пожить там. Или у Физз?

– Нет, в Брумхилл я не поеду. Вообще-то я и сама не знаю, куда мне ехать, знаю только одно: мне хочется уехать отсюда как можно дальше. Куда-нибудь, где нет театров, газет и мужчин.

– Ох, Клаудия! Ты говоришь про монастырь! – воскликнула Мелани.

Клаудия удивленно взглянула на нее и вдруг рассмеялась.